| Познавательный@Блок A. K l e i m e n o v Главная / Познавательный Блок / Мифология Предметность жизнедеятельности Предметность жизнедеятельности первобытного общества, и в частности ее чувственная сторона, имела одну особенно важную особенность: каждое отношение и каждое чувство были теснейшим образом, даже можно сказать — неотрывно, связаны с порождающими их конкретными объектами и явлениями. Покажем это на ряде примеров. Например, такие действия, как питье, дробление, метание, преследование и десятки других, не существовали для первобытного человека как действия вообще, обладающие какими-то объединяющими родовыми признаками. Это было питье холодной или теплой воды, сока или крови, причем сока такого-то плода в отличие от другого и т. п. Чувство победы не было состоянием, которое можно было бы пережить и определить как характерное для всех случаев, когда человек взял верх над врагом, зверем, преодолел опасность и т. п. Каждая победа, как конкретное реальное действие, вызывала конкретное, предметное чувство: победа над одним зверем, а не над другим, и т. п. Это фиксировалось, как мы дальше специально рассмотрим, и в языке. На ранних стадиях формирования языки тяготели к конкретному, частному, единичному, ибо такого было мышление и таковы были представления древних. Не случайно у австралийцев число форм одного глагола могло доходить до девятисот.И поскольку благодаря этой конкретной предметности мысли, чувства, состояния были, повторяем, неотделимы от порождающих их предметов и явлений, постольку объекты чувств, вполне естественно, могли быть средством передачи чувства и состояния или даже его предметным эквивалентом. Иначе говоря, наскальный рисунок носорога или слона мог изображать человеческое состояние, с этими животными связанное или ими вызванное. И осмысление и воплощение в искусстве осуществлялось на реальной предметной основе. Таким образом, человеческое состояние, взаимодействие человека и природы выражалось в предметах действительности, и прежде всего в образе зверя, имевшего для общества наибольшее значение. И образ зверя должен был соединить в себе единство, взаимопредставительство общего и единичного, сущностного и конкретного. Уже одно это делало образ зверя «представителем» человека. Бизон или лось стали раскрывать человеческое содержание. «Не мистика ли это? — может спросить нас читатель. — Если пройтись по пещере Альтамира, пещере Ляско или какой-нибудь другой, то все изображения животных являются «портретами» тогдашних обитателей лесов, гор и равнин, и нечто человеческое в них увидеть никак невозможно. Да и не слишком ли сложный путь мы избираем? Ведь наряду с изображениями животных со времен ориньяка встречаются также изображения людей. Не вернее ли будет сказать, что «богу — богово, а кесарю — кесарево»: человек запечатлен в изображениях людей, а зверь, соответственно, в изображениях зверей...» Что же, такие сомнения могут возникнуть. Они не столь уж воображаемые, так как основываются на весьма распространенных в эстетике взглядах.
©Disigned by Pacific 2000-2013 |
