| Познавательный@Блок A. K l e i m e n o v Главная / Познавательный Блок / Общественные функции искусства Способность к художественному восприятию Приведем один действительно имевший место случай. Французский профессор А. Лот, которому принадлежит честь открытия и подробного описания многих сокровищ наскальной живописи в Сахаре, рассказывает, что долгие годы мимо великолепных изображений ездили и туземцы и европейцы, но не видели их. А. Лот пытался внушить интерес к петроглифам своему проводнику, туарегу Джебрину, но особенно не преуспел. «При взгляде на изображения каких-то рогов, — рассказывает Лот, — в лучшем случае для него было ясно, что они принадлежат быку или антилопе... Однажды, обнаружив фреску со слоном, я попытался ему разъяснить, как выглядит этот могучий зверь: «Вот тут, Джебрин, голова. Тут хобот, а вот клыки, видишь?» Но Джебрин ничего не понял, хотя изображение и было очень четким».Лот объясняет эту странную слепоту тем, что этот туарег никогда в жизни не видел ни слонов, ни запряженных лошадьми колесниц, и поэтому рисунки были ему неинтересны. Но как же быть с изображениями быков и антилоп — животных, хорошо знакомых Джебрину по странствиям в Судане? Они в равной степени не произвели на него никакого впечатления. Известно, что древние люди и в Сибири, и в Африке, и во Франции часто наносили новые рисунки поверх более древних так, как будто их совсем не было. Они словно рисовали на абсолютно чистой поверхности. «...Более поздний мастер безжалостно уничтожал работы своих предшественников, выбивая по старым рисункам новые, часто более крупные», — отмечает академик А. П. Окладников. Выходит, ранее созданные изображения были для более поздних поколений пустым местом, не имели смысла, ничего не значили, хотя подчас вновь изображались или те же животные, или близкие им по виду. Все это, очевидно, может быть объяснено тем, что и для туарегов африканского плоскогорья Тассили и для древних людей, пришедших на смену своим еще более древним предкам, данные изображения не имели художественного значения. Это были царапины, контуры, цветные пятна, даже фигурки зверей, наконец, но не произведения искусства! Они не оживали в их мыслях и чувствах, не волновали их, не имели для них никакого значения. Это был не живой мир, а чужое, заброшенное кладбище. Это искусство ничего не говорило туарегам, знавшим только другое, свое искусство. Но А. Лот, отлично знающий культуру древних, проникшийся их способностью мировосприятия, постигший особенности их художественного мышления, увидел во многих из фресок (и то далеко не во всех) произведения искусства. Увидел — потому что его научная подготовка и его специальное эстетическое воспитание сделали возможным эффект уподобления. В его мыслях и чувствах ожил, получил проявление древний, для многих утраченный мир. Очевидно, и для наших предков лишь в аналогичном случае рисунки были произведениями искусства. Многие полинезийские и африканские статуэтки казались европейцам совершенно не волнующими, а то и уродливыми, претенциозными кусками дерева или камня. Ч. Дарвин, Н. Миклухо-Маклай, Д. Кук называли туземную музыку «отвратительной», «чудовищным воем». Все это происходило и происходит потому, что нелегко бывает проникнуть в художественную ткань незнакомого искусства. Характерно, что Ч. Дарвин приводит и обратное свидетельство: «Когда мы затянули песню, я думал — огнеземельцы повалятся наземь от изумления. С не меньшим удивлением глядели они на наши танцы». Для огнеземельцев телодвижения и звуки пришельцев не имели никакого эстетического смысла. В кратком очерке нет возможности рассматривать особенности проявления закона художественного уподобления применительно ко всем видам искусства. Всеобщность и универсальность художественного уподобления как непременного условия при передаче художественной информации представляется нам несомненной. А раз так, то мы уже в определенной мере готовы ответить на вопрос, какие же «особые» качества позволили искусству быть средством, дающим человечеству возможность увековечить свою жизнедеятельность.
©Disigned by Pacific 2000-2013 |
